Война Львов[СИ] - Борис Сапожников

Каким-то образом Томасу всё же удалось задремать на холодном полу, взяла своё усталость после боя. Разбудил его лучик солнца, ударивший в глаза Скоро за ними придут, по традиции в Страндаре казнят ранним утром. И точно, дверь открылась без скрипа (за всем в Тор-Руане следили отлично), двое дюжих мейсенцев подняли графа Берри на ноги, пришедшего в себя от новой волны боли. Томас встал сам, без посторонней помощи, с гордым видом двинулся вслед за тюремщиками, хотя держаться на ногах было тяжеловато из-за ран и затёкшего от сидения на холодном полу тела.

Плаху поставили во внутреннем дворе Тор-Руана. Громадный палач в чёрном балахоне (никто не знал, что под ним скрывается угольно-чёрный готический доспех Рыцаря Смерти, которому особенно по нраву были казни, когда люди расставались с жизнью полностью осознавая этот скорбный факт) замер со странным мечом на плече. Отчего-то он внушал Томасу какой-то противоестественный страх и, главное, он совершенно не мог объяснить его причину. Первым на импровизированный эшафот взошёл поддерживаемый тюремщиками, относившимися к нему с удивительным уважением, граф Берри. Он буквально рухнул на колени перед плахой. Палач взмахнул чёрным мечом с багровой каймой клинка, голова Могучего старика скатилась к ногам королевы. Мальчишка нынешний кронпринц (и зачем только Елизавета притащила его сюда?) съёжился, попытался схватиться за подол материнского платья. Королева одёрнула его, бросила что-то резкое, он съёжился ещё сильнее.

Томас подошёл к плахе, опустился на колени, положил голову на залитый кровью пень. Боль!

То, что в стране царила паника, это значит ничего не сказать. Любого человека с мечом крестьяне воспринимали как угрозу и спешили спрятаться по домам. Мы ехали, лишь на несколько дней опережая армию Елизаветы, грабившую и сжигавшую всё на своём пути. Наёмники и фиарийцы, составлявшие большую часть её, вели себя в Страндаре как в завоёванной стране и королева, не слишком-то любившая мою родину, лишь потворствовала им в этом, а сын Аредина Эдмунд не смел противоречить ей ни в чём.

Нас с Алеком принимали за разведчиков армии её величества и мы не спешили разуверять крестьян в этом заблуждении. Нагльцев ненавидели, но боялись слишком сильно, в отличии от руанцев, которых люди, стараясь отличиться перед новой властью, вешали на всеобщее обозрение.

— Жалкие твари, — прошептал как-то Алек. — Скоты, а не люди.

Мы ехали по пустынной дороге и могли разговаривать вполне свободно, не опасаясь, что нас услышат. Тогда Алек только узнал о гибели отца и казни брата и графа Берри, обстоятельства последней нам во всех красках описал трактирщик, не скупясь на оскорбительные эпитеты в адрес Золотого льва и его сына.

— Такими их сделала война, — мрачно сказал я. — Жестокое время делает людей жестокими.

— Нет, — со злобой в голосе оборвал меня Алек, — это их природа. Им всё равно какая власть. Они будут славословить одних и проклинать других сегодня, а завтра проклинать тех, кого славословили, и славословить тех, кого проклинали. Только благородные люди способны управлять чернью и направлять страну. Остальные — скот, не более того.

Быстро же ты забыл Робина Гуда, боровшегося с властью и бандами распоясавшихся "покойников". Что же, пришла пора открыть тебе глаза на друга.

— Я, между прочим, тоже совсем не благородного происхождения, — как бы невзначай бросил я.

— То есть как? — не понял он. — Ты же сын графа Фарроу?

— Приёмный, — отрезал я. — Последний, третий, сын графа родился мёртвым и тот, чтобы не расстраивать и без того скорбную здоровьем супругу, взял вместо него совершенно нежеланного ребёнка кухарки, которая в свои четырнадцать успела переспать практически со всем Тор-Фарроу. Этот факт был тайной лишь для жены графа, которую я звал "мамой". Позже, когда она умерла, отец рассказал мне всё. Он оставил меня в замке, даже усыновил официально. Так что я не благороднее любого из встреченных нами крестьян.

После этих слов Алек надолго замолчал. Мы не разговаривали до самого вечера.

Престон встретил нас проливным дождём, в пелене которого прохожие мелькали призраками, и ощущением грядущей беды. Зима не желала сдавать свои позиции весне, было достаточно холодно и люди и так не слишком любившие в это время года выходить из дома, теперь же предпочитали сидеть там практически безвылазно. В преддверии вторжения армии её величества, о творимом ей уже ходили всё более жуткие слухи, город затих, ожидая развязки.

Стража в воротах королевского дворца не узнала ни меня ни Алека, они долго рассматривали нас, не желая пропускать. Алек, и без того пребывавший не в самом радужном настроении, уже схватился за меч, но я вовремя перехватил его руку и рявкнул стражам, чтобы позвали сержанта. Не осмелившись ослушаться приказа благородного сэра, стражи отрядили самого молодого бежать за сержантом. Им оказался наш старый знакомый Виллис, выбившийся за эти годы в гвардию. Он приказал нас пропустить и сообщил, что назавтра назначена коронация старшего сына Александра Руана, а ещё через день войско выступает из Престона. Так что грядёт новая битва с нагльцами.

Это новость меня отнюдь не порадовала. А вот Алек явно кипел жаждой мести и желал поскорее разделаться с Елизаветой и Аредином.

Нас без проблем пропустили к Марлону и Орвику, занявшим покои, ранее принадлежавшие Аредину. Оба были настолько заняты горячим спором, что и не заметили нашего появления.

— Ну почему мы не можем выступить прямо сейчас? — вопрошал Марлон. — Зачем нужна эта коронация, Генри?

— Затем, — терпеливо, явно не в первый раз повторял Орвик, — что один день ничего не решит, а на войну с Елизаветой выйдет уже не сын поверженного хранителя королевства, но король, самодержец, поддерживаемый обеими палатами парламента — и благородными сэрами, и цеховиками, и духовенством. Понимаешь, Марл?

— Не очень, — честно пожал плечами старший сын Золотого льва, — но если ты считаешь, что так будет лучше, пусть будет так. — Ему, похоже, просто надоело спорить с графом.

Тот удовлетворённо кивнул и только тогда оба заметили, что в покое они не одни. В первый момент ладони обоих упали на эфесы мечей, но сразу расслабились, узнав нас.

— Итак, вы наконец прибыли, — протянул Орвик, жестом приглашая нас за общий стол. — Что нового слышно в стране?

— О разгроме при Тор-Руане и гибели отца, — не представляю каких усилий стоил Алеку этот подчёркнуто холодный тон, — и Тома я знаю. Также мы не понаслышке знакомы с тем, что творит Елизавета на занятых её армией территориях, а вот о том, что готовим в ответ мы — ничего.